Неточные совпадения
— Оттого, что
сам старый пан в
городе. Он уже полтора года как сидит воеводой в Дубне.
— Смешной. Выдумал, что голуби его —
самые лучшие в
городе; врет, что какие-то премии получил за них, а премии получил трактирщик Блинов.
Старые охотники говорят, что голубятник он плохой и птицу только портит. Считает себя свободным человеком. Оно, пожалуй, так и есть, если понимать свободу как бесцельность. Вообще же он — не глуп. Но я думаю, что кончит плохо…
Их казенную квартиру до мелочи помню, и всех этих дам и девиц, которые теперь все так здесь
постарели, и полный дом, и
самого Андроникова, как он всю провизию, птиц, судаков и поросят,
сам из
города в кульках привозил, а за столом, вместо супруги, которая все чванилась, нам суп разливал, и всегда мы всем столом над этим смеялись, и он первый.
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась
старая история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла о нем. Теперь у нее явилось новое развлечение: она часов по шести в сутки каталась в санях по
городу, везде таская за собой Хину. Она
сама правила лошадью и даже иногда
сама закладывала свой экипаж.
Мы знаем обаяние Парижа, единственную магию, присущую этому
городу, единственную красоту сочетания в нем
самого старого с
самым новым.
Случай этот произвел на него сильное впечатление. Он понял, что в
городе надо жить не так, как хочет он
сам, а как этого хотят другие. Чужие люди окружали его со всех сторон и стесняли на каждом шагу. Старик начал задумываться, уединяться; он похудел, осунулся и даже как будто еще более
постарел.
Вскоре Басина внучка уехала навсегда из нашего
города к знаменитой родне своего высокоученого супруга;
сама Бася еще оставалась. Когда мать порой спрашивала, как живет Ита, —
старая еврейка делала важное лицо и отвечала...
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим делом одна.
Самое подходящее время, если бы еще
старый черт не вернулся. Под новеньким навесом у
самой конторы стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в
город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
А в бурные осенние ночи, когда гиганты-тополи качались и гудели от налетавшего из-за прудов ветра, ужас разливался от
старого зáмка и царил над всем
городом. «Ой-вей-мир!» — пугливо произносили евреи; богобоязненные
старые мещанки крестились, и даже наш ближайший сосед, кузнец, отрицавший
самое существование бесовской силы, выходя в эти часы на свой дворик, творил крестное знамение и шептал про себя молитву об упокоении усопших.
В настоящий час
сам вице-губернатор присутствовал при допросе
старого энского почтмейстера, на днях только еще взятого и привезенного в губернский
город.
Он утвердительно говорил, что очень хорошо знал
самого господина Тулузова и его родителей, бывая в том
городе, где они проживали, и что потом встречался с господином Тулузовым неоднократно в Москве, как с своим
старым и добрым знакомым.
Второе: архивариус земского суда откопал в
старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили с
самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в
город у него пировали и пьянствовали.
В тот же
самый день, когда в
Старом Городе таким образом веселились, далеко, в желтой каморке ссыльного протопопа, шла сцена другого рода. Там умирала Наталья Николаевна.
Во время дороги они мало разговаривали, и то заводил речи только Николай Афанасьевич. Стараясь развлечь и рассеять протопопа, сидевшего в молчании со сложенными на коленях руками в
старых замшевых перчатках, он заговаривал и про то и про другое, но Туберозов молчал или отзывался
самыми краткими словами. Карлик рассказывал, как скучал и плакал по Туберозове его приход, как почтмейстерша, желая избить своего мужа, избила Препотенского, как учитель бежал из
города, гонимый Бизюкиной, — старик все отмалчивался.
Но вот на
самом верху крутой, нагорной стороны
Старого Города, над узкою крестовою тропой, что ведет по уступам кременистого обрыва к реке, тонко и прозрачно очерчиваются контуры весьма странной группы.
Четвертое же и
самое веское из характерных определений дьякону Ахилле было сделано
самим архиереем, и притом в весьма памятный для Ахиллы день, именно в день изгнания его, Ахиллы, из архиерейского хора и посылки на дьяконство в
Старый Город. По этому определению дьякон Ахилла назывался «уязвленным». Здесь будет уместно рассказать, по какому случаю стало ему приличествовать сие последнее название «уязвленного».
Над
Старым Городом долго неслись воздыхания Ахиллы: он, утешник и забавник, чьи кантаты и веселые окрики внимал здесь всякий с улыбкой, он
сам, согрешив, теперь стал молитвенником, и за себя и за весь мир умолял удержать праведный гнев, на нас движимый!
— «А он дважды сказал — нет, нет, и — помер. Сегодня его торжественно хоронили, всё духовенство было, и оба хора певчих, и весь
город.
Самый старый и умный человек был в
городе. Спорить с ним не мог никто. Хоть мне он и не друг и даже нажёг меня на двести семьдесят рублей, а жалко старика, и когда опустили гроб в могилу, заплакал я», — ну, дальше про меня пошло…
Уж и без того Козелков заметил, что предводитель, для приобретения популярности, стал грубить ему более обыкновенного, а тут пошли по
городу какие-то шушуканья, стали наезжать из уездов и из столиц
старые и молодые помещики; в квартире известного либерала, Коли Собачкина, начались таинственные совещания; даже
самые, что называется, «сивые» — и те собирались по вечерам в клубе и об чем-то беспорядочно толковали…
Последние минуты расставания были особенно тяжелы для нее. По обыкновению, прощание происходило на первой от
города станции, куда собрались
самые преданные, чтобы проводить в дальнейший путь добрейшего из помпадуров. Закусили, выпили, поплакали; советник Проходимцев даже до того обмочился слезами, что
старый помпадур только махнул рукою и сказал...
Фамилия Паран была одной из
самых старых фамилий
города.
У нас в деревне уже знали о моем несчастии. Известие об этом дошло до дядина имения через чиновников, которым был прислан секретный наказ, где мне дозволить жить и как наблюдать за мною. Дядя тотчас понял в чем дело, но от матушки половину всего скрыли. Дядя возмутился за меня и, бог знает сколько лет не выезжая из деревни, тронулся
сам в губернский
город, чтобы встретить меня там, разузнать все в подробности и потом ехать в Петербург и тряхнуть в мою пользу своими
старыми связями.
— Ну-ну… Вот это
самое!.. Ах ты, касаточка… голубушка!.. А я тебе гостинца из
города на всякий случай захватил. Это за
старое должок…
— Чего вам смотреть на старика-то, — говорил Пятов своим новым приятелям, — он в
город закатится — там твори чего хочешь, а вы здесь киснете на прииске, как
старые девки… Я вам такую про него штуку скажу, что только ахнете: любовницу себе завел… Вот сейчас провалиться — правда!.. Мне Варька шабалинская
сама сказывала. Я ведь к ней постоянно хожу, когда Вукола дома нет…
Вот поднять
старый, стоптанный башмак, давным-давно свалившийся с ноги Вен-Симона или Фурие, и, почтительно возложив его на голову, носиться с ним, как со святыней, — это мы в состоянии; или статейку настрочить об историческом и современном значении пролетариата в главных
городах Франции это тоже мы можем; а попробовал я как-то предложить одному такому сочинителю и политико-эконому, вроде вашего господина Ворошилова, назвать мне двадцать
городов в этой
самой Франции, так знаете ли, что из этого вышло?
До лета прошлого года другою гордостью квартала была Нунча, торговка овощами, —
самый веселый человек в мире и первая красавица нашего угла, — над ним солнце стоит всегда немножко дольше, чем над другими частями
города. Фонтан, конечно, остался доныне таким, как был всегда; всё более желтея от времени, он долго будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные дети не
стареют и не устают в играх.
— А мне нравится наш
старый, славный
город! — говорил Смолин, с ласковой улыбкой глядя на девушку. — Такой он красивый, бойкий… есть в нем что-то бодрое, располагающее к труду…
сама его картинность возбуждает как-то… В нем хочется жить широкой жизнью… хочется работать много и серьезно… И притом — интеллигентный
город… Смотрите — какая дельная газета издается здесь… Кстати — мы хотим ее купить…
Призаняв в кредитных учреждениях денег под залог своих деревнишек и приехав на зиму в
город, эти «аристократы» второй руки
сами, впрочем, чувствовали, что они что-то не настоящее, и увивались пред остатками
старой знати.
— Ты помнишь, недавно, когда барин тебя посылал на три дни в
город, — здесь нам рассказывали, что какой-то удалец, которого казаки величают Красной шапкой, всё ставит вверх дном, что он кум сатане и сват дьяволу, ха-ха-ха! — что будто
сам батюшка хотел с ним посоветаться! Видно хват, — так говорил Вадиму
старый ловчий по прозванию Атуев, закручивая длинные рыжие усы.
Бенни это казалось невероятным, и он более разделял мнение
старого гостиничного слуги, который, выслушав рассказ взволнованных господ, выводил из их слов, что пьяный мужик был не что иное, как просто пьяный мужик, каких часто обирают на этом спуске, и что обобрали его, вероятно,
сами сторожевые казаки, наполняющие
город во время ярмарки, или будочник; что извозчик принял Ничипоренко и Бенни за мошенников, которые искали средств забросить куда-нибудь за
город побитого, а может быть, и совсем убитого ими человека; а что казаки, желавшие заарканить Бенни, обобрали бы, вероятно, и его точно так же, как они обобрали мужика.
И вот однажды идет утренняя, почти никому не нужная репетиция. Все вялы, скучны, обозлены: и артисты, и животные, и конюхи. У всех главное на уме: «Что будем сегодня есть?» Вдруг приходит из
города старый Винценто, третьестепенный артист; был он помощником режиссера, да еще выпускали его
самым последним номером в вольтижировке, на затычку. Приходит и кричит...
По моему мнению, эта круглая, тяжелая беседка на неуклюжих колоннах, соединявшая в себе лиризм
старого могильного памятника с топорностью Собакевича, была
самым поэтическим уголком во всем
городе.
Войницкий. При моей наблюдательности мне бы роман писать. Сюжет так и просится на бумагу. Отставной профессор,
старый сухарь, ученая вобла… Подагра, ревматизм, мигрень, печёнка и всякие штуки… Ревнив, как Отелло. Живет поневоле в именье своей первой жены, потому что жить в
городе ему не по карману. Вечно жалуется на свои несчастья, хотя в то же время
сам необыкновенно счастлив.
Печать"легкости"лежала на всей интеллигентной Вене. И даже как-то плохо верилось, что в этом
самом городе есть
старый университет, процветает блестящая Медицинская школа, куда приезжают учиться отовсюду — и из Германии, и из России, и из Америки.
Город унылый и думы унылые…
Целую ночь я сегодня не спал.
Старые образы, образы милые
Вновь пробудились с чарующей силою,
Вновь я безумно всю ночь промечтал.
Нынче проснулся, — досадно и больно.
Вновь прикоснулась насмешка уж к ним.
Слезы к глазам приступают невольно,
Пусто и в мыслях и в сердце… Довольно!
Сам уж себе становлюсь а смешным.
Старый город и Печерск особенно щедро были изукрашены «бибиковскими досками», так как здесь должно было совершиться и в весьма значительной степени и совершилось намеченное Бибиковым капитальное «преобразование». А на Печерске жил
самый непосредственнейший из киевлян, про которых я попробую здесь для начала рассказать, что удержала моя память.
Зала была, разумеется, полна, — как я говорил, это смешное дело во всем
городе было известно. Все знали весь этот курьез, не исключая и происшествия с подьячим, который
сам разболтал, как он немца надул. И мы,
старые камрады [Товарищи (нем.).] Пекторалиса, и принципалы наши — все пришли посмотреть и послушать, как это разберется и чем кончится.
Как-то так, роковым образом выходило, что начинал он мягко, ласково, с добрыми намерениями, называя себя
старым студентом, идеалистом, Дон-Кихотом, но незаметно для
самого себя мало-помалу переходил на брань и клевету и, что удивительнее всего,
самым искренним образом критиковал науку, искусства и нравы, хотя вот уже двадцать лет прошло, как не прочел он ни одной книжки, не был нигде дальше губернского
города и, в сущности, не знал, что происходит на белом свете.
Тем лучше для нас: мы будем отгонять скот от
города, отбивать обозы у москвитян, а если ворвемся в
самый город, то сорвем колокол с веча, а вместо него повесим опорожненную флягу или
старую туфлю гроссмейстера, пограбим, что только попадется под руки, и вернемся домой запивать свою храбрость и делить добычу, — хвастался совершенно пьяный рыцарь, еле ворочая языком.
На рикше я проехал, получив пропускной билет, в
старый китайский
город, — новый, где сосредоточено всё русское военно-гражданское управление и где живёт в настоящее время наместник Дальнего Востока, расположен около
самой станции железной дороги.
Тем лучше для нас: мы будем отгонять скот от
города, отбивать обозы у москвитян, а если ворвемся в
самый город, то сорвем колокол с веча, а вместо него повесим опорожненную флягу или
старую туфлю гроссмейстера, пограбить, что только попадется под руки, и вернемся домой запивать свою храбрость и делить добычу, — хвастался совершенно пьяный рыцарь, еле ворочая языком.
Сама Марфа соглашалась на сдачу
города, с условием, чтобы суд оставался по-старому. Это условие служило залогом ее безопасности, но, узнав непреклонность великого князя, снова стала восстанавливать против него народ. Голос ее, впрочем, потерял большую часть своей силы ввиду вражды ее с Чурчилой, боготворимым народом, который называл его «кормильцем Новгорода».
«Известен всему свету памятник, — говорит И. Н. Забелин, — и по своей оригинальности занял свое место в общей истории зодчества и вместе с тем служит как бы типической чертой
самой Москвы, особенно же чертой самобытности и своеобразия, каким Москва, как
старый русский
город, вообще отличается от
городов Западной Европы».
Отцу-протопопу Туберозову он устроил в окне жестяной вентилатор; городскому голове сделал деревянную ногу, чтобы чистить на ней его высокие голенища; кому полудил кастрюлю; кому спаял изломанные медные вещи, склеил разбитую посуду, и
Старый Город не успел оглянуться, как Пизонский, в
самое короткое время, прослыл в нем
самым преполезным человеком.
Сделавшись главою людей, не пошедших во след Кочетова,
старый Деев построил себе большой деревянный дом «на отлете», в
самом конце
города.
Теперь кажется, если бы Пизонский
сам задумал почему-нибудь оставить
Старый Город, так все бы так и ахнули, так бы и заговорили в один голос: нет, как же это мы останемся без Константина Ионыча?
Но
Старый Город по
самой строгой справедливости должно назвать
городом не только характерным, но и весьма красивым.
Этот Крокодил, не успел прибыть в
Старый Город, как на первых же днях аттестовал себя
самым странным образом.
И не прошло года, как все заметные люди
Старого Города самым незаметным образом очутились друзьями и сторонниками убогого пришельца Пизонского, и ему настала пора сделаться собственником и гражданином.
Сделавшись главою людей, не пошедших к соединению с церковью,
старый Деев построил себе деревянный дом, на «отлете», в
самом конце
города.